Поэт милостью божьей

       «Вечность. Вселенная. / Отсвет далёкой звезды. / Взгляд, устремлённый в бездну – в себя. / Шёпот листьев в саду. Рокот грозы. / Ропот ветра. Тяжёлые капли дождя. / Таинство жизни и смерти. Смысл бытия. / Нестерпимая боль. Крик отчаянья. / Ночи без сна. / Одиночество. Тишина. / Озарение. / Пение ангелов. Шелест псалма.» Так она однажды написала о великом поэте-модернисте, писателе-философе  Рильке. А я осмелюсь сказать, что это и её автопортрет,  словесный набросок судьбы, дерзаний и предвидений.        Елена Анатольевна Орлова – настоящий русский поэт, страдающий и сострадающий, не терпящий любых оков духа, дерзающий познать Бога, себя, свой народ, своё Отечество, предвидеть завтра, умеющий любить и презирать, готовый вобрать в себя всечеловеческую боль,  не переносящий неправду и несправедливость. Она парадоксальна, умна, иронична, прозорлива.        Удивительно точно, на мой взгляд, об Орловой сказал Иосиф Хатилин в десятой книжке альманаха «Блонье»: «…явился миру поэт высокого трагического миросознания, прекрасно оснащённый стихотворной техникой, интуитивист, отталкивающийся исключительно от глубокой внутренней переработки внешних впечатлений, черпающий из того родника, что зовётся голосом сердца, внутренним голосом, голосом свыше, вторым Я»        Елена Анатольевна входит в Союз российских писателей. В свет вышли её  поэтические книги «Зоревое окно», «Мимолётности», «Сезон покаяния» «Повечерие», «Остров Святой Елены». Сейчас она руководит литературным объединением «Среда» при областной юношеской библиотеке для детей и молодёжи  имени И.С. Соколова-Микитова.
Читать далее…

ЕЛЕНА ОРЛОВА:
***
Мир безумен, жесток и странен.
Небеса тяжелы, как твердь.
Если дух обескровлен и ранен –
не взлететь ему. Не взлететь.
20 июля 2008 г.

***
Ветер эпохи пахнет свежей кровью,
тленом гниющей плоти, пылью развалин,
дымом пожарищ, удушливой прелью подвалов,
ржавым железом и едким акрилом рекламы…
Я забыла, как пахнет весна.
30 мая 2006 г.

СОН
Ночной обстрел. Три русских паренька
на том посту на подступах к Цхинвалу…
Зачем вы снитесь мне? Я вас не знала,
как, впрочем, вы – меня…
Вы продержались несколько часов.
Ну что тут скажешь? Тут не нужно слов.
И вы молчите, странно улыбаясь,
а я во сне пред вами в чём-то каюсь
и чувствую, что мне сдавило грудь –
хочу, но не могу вздохнуть,
и вновь от боли просыпаюсь.
7 сентября 2008 г.

РОВЕСНИЦА
Ловить ускользающие взгляды встречных мужчин,
пить по утрам крепкий кофе, а вечером – валерьянку,
проходить, не оглядываясь, мимо дорогих витрин,
вставать спозаранку
и плестись на работу, где шепоток за спиной и тупой начальник,
что-то печатать, мечтая дожить до шести вечера,
вернуться домой, поставить на плиту чайник,
рухнуть в постель и в одиночестве раны залечивать,
чтобы утром опять, небрежно подкрасив губы,
спрятав под длинной юбкой целлюлитные колени,
начать всё сначала и не дать себе возможности задуматься,
что кажешься старухой в глазах раскованных двадцатилетних,
не умеющих понять и простить
хроническую несовместимость
с настоящим временем.
7 апреля 2008 г.

ПОЧТИ ГРИНОВСКОЕ
Там, где гуляют холёные суки,
увешенные бриллиантами,
и лиловые негры почтительно
подают им норковое манто,
там, где альфонсы,  томясь от скуки
и звеня брелками, как аксельбантами,
чуть лениво и снисходительно
провожают глазами крутое авто,
там, на том берегу, где халявы всласть,
и все предаются безделью,
где лазурное небо, лазурные небеса
и пальмово банановый рай, –
там Ассоль безнадёжно состарилась
и на пару с Грэем подалась в богадельню,
а полинявшие алые паруса
продали на флаги в Китай.
20 июля 2008 г.

***
Время, размазанное по циферблату
Кремлёвских курантов,
словно домоклов меч,
над нашими головами повисло.
Но недуги эпохи мы лечим, как прежде:
пара стаканов, и жизнь покажется снова
исполненной смысла.
20 июля 2008 г.

***
Снегопад, снегопад,
не мети мне на стильную стрижку –
я около двух часов
терпеливо ждала своей очереди
и сорок минут  мужественно терпела
манипуляции мастера:
мне хотелось дойти до больницы красивой…

Снегопад, снегопад,
не мети, не стелись мне под ноги,
будет жаль, если я упаду
и сломаю каблук –
озорную высокую шпильку:
напоследок мне снова хотелось
почувствовать себя молодой…

Снегопад, снегопад,
не мети, не стелись, не стели
мне последнее ложе – одиночества, слёз и тоски:
всё равно очень скоро наступит весна,
и на неказистой клумбе
под окнами палаты
появятся первые цветы…

Снегопад, снегопад, снегопад
позволь мне дожить до весны…
2 января 2009 г.

***
Поздний рассвет робко раздвинул
занавес ночи. И зимний пейзаж,
втиснутый в белую раму окна,
медленно, словно на фотобумаге,
проступил сквозь стекло:
линия горизонта,
проведённая тонким скупым штрихом,
неумолимо делит надвое
однообразие белизны земли и неба.
Разлучённые навеки
ещё со времён сотворения мира,
они упрямо льнут друг к другу
в слепой первобытной тоске,
бессильные изменить законы природы.
Но, вглядываясь в горизонт,
мы упиваемся иллюзией их слияния –
такой же вечной и непреодолимой,
как тайная вера в бессмертие души.
8 февраля 1999 г.

***
                                                     Я свеча…
                                                    А. Тарковский
День затих. Всё живое отходит ко сну.
Время сбавило шаг,
застывая на стрелках, как пена.
Воздух пахнет опавшей листвой –
горьким запахом тлена.
Ветер что-то бормочет,
баюкая в небе большую звезду.
Спящий мир провалился во тьму,
как в слепую дыру.
День и ночь, жизнь и смерть –
это слишком не равная мена.
Только я – не свеча,
не погасну на стылом ветру:
у окна до зари просижу,
как-нибудь эту ночь пережду,
и увижу рассвет, что придёт поутру.
Он придёт и отпустит на волю
из тёмного плена.
5 ноября 2004 г.

МАМЕ
Над  твоей могилой
пятнадцать зим сменились вёснами,
прежде чем я научилась вспоминать о Тебе без боли –
лишь с благодарностью за то, что Ты была.
Я не знаю, где  Ты теперь,
и как называется это место,
откуда Ты приходишь в мои сны.
Приходишь, чтобы снова исчезнуть…
Нас разделяет бездна,
но я прошу: пожалуйста, пообещай,
что встретишь меня на границе миров,
когда пробьёт мой час,
чтобы мне не было так одиноко и страшно –
совсем, как сейчас,
когда мне приходится жить без Тебя
на этой земле.
8 марта 2004 г.

ПАМЯТЬ
Убогие краски летнего вечера сорок пятого года
впечатались в генную память:
длинный серый забор,
за ним – бараки военнопленных;
у забора шестилетний вихрастый мальчишка –
полуголодное дитя кровавого века;
тонкая ручонка просунута в щель,
на потной детской ладошке – сокровище:
липкий кусок рафинада.

«Дяденька фриц, ну, пожалуйста, поиграй!»

Губная гармоника лихо выводит:
«Всё пройдёт, мой милый Августин,
Августин, Августин…»

Грубоватая немецкая мелодия
ласкает детское ухо,
привыкшее к взрывам бомб и вою сирен, –
мальчишка зачарованно слушает,
безгрешный в своём неведении
о далёком грядущем, которому через много лет
суждено стать моим прошлым,
ибо этот мальчишка – мой отец
25 октября 2004 г.

ОБРЫВОК. ОТЦУ
Пожалуйста, напиши меня на фоне осенней Венеции.
Помнишь тот сгорбленный мостик через пруд
в старом парке?
Стою над чёрной водой, кутаясь в воротник,
чтоб немного согреться,
а мимо плывут опавшие листья – золотые кораблики.

Пожалуйста, напиши меня на фоне  зимнего Вашингтона.
Помнишь послевоенную семиэтажку, самую первую  в городе?
Старики по привычке называют её «вашингтониной».
Из промёрзшей земли до сих пор торчит её
обветшалый короб.

Если хочешь, напиши меня на фоне Египта:
апрельский самум гонит по улицам
серые клубы неубранного песка.
Где-то там, за облаками, есть солнце, но его не видно,
а вечерами сердце исподволь лижет необъяснимая тоска…

Нет, лучше напиши нас на фоне Эдема:
неземные цветы и нездешнего неба голубая слюда…
Мир иной будет нов и загадочен, как недоказанная теорема,
мы познаем его и снова вернёмся сюда,</p?

чтобы начать всё с начала и былые ошибки исправить,
и понять, наконец, как это сладостно – жить…
Взявшись за руки, мы побредём по июльскому
разнотравью,
и незакатное солнце будет над нами светить,
и печаль нас минует…
16 апреля 2008 г.

А.А.АХМАТОВОЙ
Летним полднем гуляя по Питеру
среди парков, дворцов, мостов,
мне было почти удивительно
натолкнуться на стену «Крестов».

Я раньше здесь не бывала,
но, увидев «Кресты» в тот раз,
почему-то сразу узнала
и вспомнила вдруг о Вас,

будто видела это прежде:
тенью – очередь вдоль стены,
лица – с печатью надежды
и глаза – с печатью беды,

«звёзды смерти» – над головами,
в небе – звон поминальных тризн…
Не опишешь его словами –
ожиданье, длиною в жизнь…

Я шаги невольно замедлила
у кирпичной красной стены.
Вы простите, Анна Андреевна,
но нет в том моей вины,

что наши пути не совпали.
Так уж карта судьбы легла:
здесь Вы подолгу стояли –
я, гуляя, мимо прошла.
12 января 2001 г.

ЛУННЫЙ БЛЮЗ
Июньский вечер, влюблённый
в себя  самого, затих в объятьях полуночи.
Город, уставший, молчит:
тишина, распадаясь на обертоны,
липкой смолой висит на ветвях
и стекает в траву,
чуть касаясь чуткого слуха,
но больше – ни звука.
Второпях
на углу
перекрёстка пролетающий ветер
качнул фонари; их отсвет, призрачно бледен,
дрожит на  асфальте
дыханием веков на поблекшей смальте.
В сиреневом сумраке засыпает листва,
и луна, отмытая ливнем, чиста,
величаво плывёт в облаках
гигантской полупрозрачной медузой,
оставляя на сонных губах
пряный вкус недопетого блюза.

БОЛДИНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
За стенами Святой обители
смиренные иноки с военной выправкой
замаливают кровушку,
пролитую на необъявленной войне.
Их отстранённые взгляды
не кажутся странными,
когда вспоминаешь, как им непросто
верить в кровожадного и всемогущего бога,
который, на манер еврейского бога Яхве,
карает людей за грехи
страданиями и смертью
и которого они почему-то
называют Спасителем…

За стенами Святой обители
в уединении и молитвенном благоговении
когда-то творил чудеса
преподобный старец Герасим.
Теперь здесь толпы туристов,
вернее, паломников, жадно щёлкают
объективами фотокамер,
вытаптывая газоныками,
похожими на терема  берендеева царства;
здесь устроили торжище в Божьем храме
и взимают отдельную плату
за каждую душу, внесённую в список
на помин или здравие…

За стенами Святой обители
душа, что черница-затворница,
тоскует об истинном Боге и рвётся на волю.
Там на взгорке стоит обветшалая деревенька
в окружении облетевших берёз,
там под ногами хлюпает
раскисший смоленский суглинок –
родимая земелюшка, кормилица наша,
да серое небо обильно сочится
чистым холодным дождичком…

Поплачь о нас, отче Герасиме!
28 января 2005 г.

***
Всё было слишком в этом сентябре,
который сам себе казался летом:
дни были жарки, ночи – в серебре
под лунным светом,

и на вечерней розовой заре
никто из нас не думал о несчастье…
Всё было слишком в этом сентябре,
включая счастье.
14 ноября 2006 г.

КОГДА
Когда глухая ночь плавно перетечёт
в подслеповатое утро,
когда закончится кофе
и двадцатая  сигарета начнёт горчить,
когда взлётной полосой протянется за окном жестяной карниз,
и душа, разжав цепкие лапки,
упорхнёт в облака,
пусть чья-то печаль, полная не мною,
будет светла,
ведь главное – это в полёте
не смотреть вниз
и успеть подумать:
«Как непросто себя любить!»,
чтобы, если не жизнь,
то последний свой миг прожить мудро.
7 апреля 2008 г.

***
А.Г.
Осень, осень, сестрица,
не уходи, пожалей!
Дай мне вволю напиться
студёных твоих дождей,

вдоволь дай наглядеться
на тихую синь вечеров,
позволь душе отогреться
в огне кленовых костров…

Не уходи, не надо!
Хоть чуточку повремени!
Своим драгоценным златом
сполна меня одари,

чтоб злая вьюга не смела
навеки нас разлучить,
чтоб я до весны сумела
огонь твой в душе хранить.
19 октября 2008 г.

ОСЕНЬ
Осень мне снова подносит
золочёную чашу скорбей.
Ни о чём не прошу – не смею;
молча пью эту тёмную жижу – до дна,
до оскомины,
постигая, как аксиому:
где бы я ни была,
с кем бы я ни была,
я – одна.
04.11.2005

***
Боже, благодарю Тебя за жизнь
с её терпким вкусом рая и ада,
благодарю за дар любви,
за счастье моё земное,
за право познать Твою истину;
она мне – награда, отрада.
Ты щедр ко мне.
Чем могу расплатиться с Тобою?..
Только самым бесценным:
добром и любовью.
13 февраля 2005 г.

Поэт милостью божьей
Пролистать наверх